ХАРКІВСЬКИЙ
НАЦІОНАЛЬНИЙ АКАДЕМІЧНИЙ
ТЕАТР ОПЕРИ ТА БАЛЕТУ
ім. М.В. Лисенка

 

— Не совсем так. В 2002 году меня взяли на работу дирижером. А вообще, приходил я еще студентом музыкального училища во времена, когда директором был Георгий Валентинович Селихов. Еще 15-летним мальчишкой попросил его пускать меня на репетиции спектакля. Так я и стал частым гостем на репетициях, изучал репертуар, учился у всех понемногу.

 

 

— В любом театре есть плюсы и минусы. Минус в музыкальном театре может быть только один: когда нет музыки. К сожалению, за последние 20 лет нашему театру не везло ни с одним музыкальным руководителем. Я это говорю абсолютно точно и имею на это право, потому что в Харькове у меня музыкальное образование — наивысшее среди всех дирижеров: у меня три диплома и ассистентура-стажировка. Когда в музыкальном театре нечего ни смотреть, ни слушать, в него постепенно перестают ходить люди. Правда, сейчас у нас наблюдается некий подъем, будем надеяться, что дальше будет только лучше.

 

 

— Дирижер от главного отличается немногим. У главного дирижера добавляется задача правильно организовать работу всех и, в первую очередь, конечно, дирижеров. Ведь именно они — главные лица в театре. Они выходят один на один со зрительным залом, они отвечают за спектакль полностью. Если режиссерская работа показана только посредством актеров, то работа дирижера видна во время исполнения, и именно дирижер может непосредственно повлиять на ход музыкальных событий. Ведь музыка — понятие временное, она развивается здесь и сейчас. Поэтому дирижеры — первые люди в театре, на них должно быть сфокусировано внимание. Кроме того, наша работа постоянно продолжается в классах и на сцене. Сейчас одна из моих задач — изменение подхода к вокальным урокам, спевкам, чтобы это была системная работа для повышения исполнительского уровня. Но основная задача главного дирижера — сформировать правильную репертуарную политику, направленную на рост труппы в целом и на выход театра на новый уровень.

 

 

— Я в этой связи не очень люблю словосочетание «европейский уровень». Америка, как известно, не Европа, но существует Metropoliten opera, которая во многом является законодателем в театральном мире. Одни из лучших музыкальных театров мира находятся в Тель-Авиве, Сиднее, Токио. Поэтому говорить, что «мы идем в Европу» — неправильно. Потрясающий оперный театр построили в Дубае. Туда сейчас вкладываются миллиарды, и поэтому у них появляется возможность пригласить любых дирижеров, режиссеров, артистов — лучших музыкантов мира. И кстати, будьте уверены, что большинство из них будут выходцами из бывшего СССР, ведь не поспоришь, что у нас музыканты очень высокого уровня. Во всех европейских симфонических оркестрах и музыкальных театрах работают наши музыканты. И моя первостепенная задача — показать, что наш театр — первый среди лучших. Это дело не одного года, это процесс трех, пяти, а возможно, семи-восьми лет — именно сколько времени необходимо главному дирижеру, чтобы показать результат своей работы.

 

 

— А с кем работать легко? Задача любого руководителя, и в музыкальном театре в том числе, открыть в человеке «нечеловеческие» возможности. Вскрыть то божественное начало, которое в нем заложено. В чем мудрость главного дирижера? Если у певицы хороший верх — ей нужно дать соответственную партию, если у певца отличная подвижность голоса — дать ему петь Моцарта и Россини. То есть мы должны подчеркивать и показывать публике сильные стороны артиста. Прямая обязанность любого дирижера, в том числе и главного, — воспитать и допустить на сцену артиста, который соответствуeт исполняемой роли. Конечно, многим такой подход не понравится. Но, вспоминая фильм «Крестный отец»: «Ничего личного, только работа». Вот и у меня на работе никогда ничего личного нет. Можешь — пой, можешь — танцуй. И чем больше артистов, которые могут, тем сильнее театр, тем на более высоком уровне мы можем его представить. На дирижере огромная ответственность — как правильно сформировать певца, как правильно подобрать ему репертуар, чтобы мы могли наблюдать рост труппы. И чтобы это произошло, нужно быть очень принципиальным человеком и иметь силы сказать: «Нет, Вам эта партия не подходит». А у нас многие боятся сказать правду, чтобы не обидеть. Но я не боюсь. Потому, что это залог успеха театра, а не моя личная прихоть.

 

 

— Это несколько школ. Мой первый преподаватель — Александр Борисович Линьков, который несет традиции нижегородской школы хорового пения. Именно его школа дала мне возможность правильно понимать суть пения, разные вокальные техники и школы. Мой преподаватель по классу оперно-симфонического дирижирования — живой классик, народный артист Украины Вадим Борисович Гнедаш. Кроме того, посмею утверждать, что продолжаю традиции Николая Колессы, Евгения Светланова, Николая Голованова, Константина Симеонова. Если говорить о зарубежных исполнителях, то считаю, что нет равных Артуро Тосканини. А из наших современников номером один я считаю британского дирижера Саймона Раттла.

 

 

— Разумеется. Уже в этом сезоне запланирована постановка балета «Катерина Білокур» Леси Дичко и оперы «Сват поневоле» Виталия Губаренко — произведений, написанных в ХХ веке, но актуальных поныне. Сейчас у нас, к сожалению, кризис оперного жанра, что во многом связано с отсутствием гос. заказа. Поэтому я мечтаю совместно с Министерством культуры объявить конкурс на написание либретто и музыки конкретной оперы с целью ее постановки на сцене театра, а затем записать спектакль в фонды государственного телевидения и радио. Только тогда мы сможем сформировать национальный продукт, обогатить культурные фонды.

 

 

— У меня есть много интересных проектов. Я очень хочу поставить «Ночь перед Рождеством» Николая Римского-Корсакова. Не только потому, что это гениальная музыка, а еще и потому, что Николай Гоголь — наш украинский классик, который поднял уровень украинской литературы до мировой. Поэтому появилась такая идея: у нас в театре идет «Тарас Бульба» Николая Лысенко, шла «Женитьба» Модеста Мусоргского. Так почему бы нам не поставить «Сорочинскую ярмарку» Мусоргского, упомянутую уже «Ночь перед Рождеством», «Мертвые души» Родиона Щедрина, «Ревизор» Вернера Эгка — тогда у нас в репертуаре будет представлена классика национального сюжета, и мы сможем показать, что к национальной украинской литературе обращались все великие композиторы мира. И совсем не важно, кто они по национальности. Что бы ни говорили отдельные политики, глупо отрицать, что Мусоргский, Чайковский, Римский-Корсаков, Щедрин — гении. В противном случае искусство превращается в пропаганду. А оно должно пробуждать в человеке самые возвышенные и прекрасные чувства, а не разъединять людей. В этом смысл древнегреческого понятия катарсиса: очищение через музыку, через искусство. В этом смысл оперы и балета.

 

 

— Каждая эпоха хороша по-своему. Но, наверное, это все-таки период творчества композиторов «Могучей кучки» — Мусоргский, Бородин, Римский-Корсаков. Хотя и позднее барокко, Бах, Гендель — этот период с точки зрения органной музыки прекрасен. Я ставил и оперы барокко — «Орфей» Монтеверди, «Орландо» Генделя. Все в этих операх написано для женских голосов — и мужские партии тоже (в ту эпоху эти партии поручались кастратам), но я не терплю, когда на сцене «в любовь» играют две женщины и потому заменял меццо-сопрано на баритонов.

 

 

— Потому, что я за три года сделал то, что многие не могли сделать за 10 лет: по количеству и качеству спектаклей и концертных номеров. Я все всегда возвращал к оригинальным партитурам, без поблажек для исполнителей, старался делать как можно меньше сокращений, потому, что ценю и понимаю музыкальную драматургию, заложенную композитором. А для этого нужно серьезно учиться. Когда-то в интервью для телевидения я сказал: ноты — это макет, чертеж. Мы собираемся строить дом. Плохой прораб открывает его, но ничего в нем не понимает: ни размера, ни формы. И дом может покоситься. Так и плохой дирижер, у которого не получается убедительная интерпретация — все косо и криво.

 

 

— Я против тех сокращений, которые режиссер не может оправдать своей трактовкой. Вот в этом сезоне мы обязательно восстановим «Отелло» Джузеппе Верди, и я открою все купюры, которые были в ней сделаны. В этой опере нет ни одной лишней ноты!

 

 

— Необходимо увидеть то, что написал композитор. А может и увидеть то, о чем композитор сам не подозревал. Потому, что мы — проводники Божественной энергии. В момент написания или исполнения мы проводим энергию космоса, той самой ноосферы, о которой говорил Вернадский. Ведь талант — это природная способность к фантазии и способность к большим логическим обобщениям.

 

 

— Да, с этим можно согласиться. Но я знаю секрет, как некассовые спектакли сделать кассовыми. То, что у нас некассовое, на Западе уже давно кассовое. И я знаю, по каким причинам. Когда в театре нечего ни смотреть, ни слушать, все, что в мире кассовое, сразу становится периферийной рутиной.

 

 

— Очень хорошо сочетается. Я люблю играть на органе, потому, что я один на один выхожу с многотысячным залом — это очень большая ответственность. Ведь у нас большинство дирижеров прячется за оркестр, который их спасает в каких-то сложных ситуациях. А при сольном исполнительстве этого нет — ты выходишь и играешь. Главный дирижер, художественный руководитель должен выходить на сцену, непосредственно участвовать в творческом процессе. Когда я работал в Воронежском оперном театре, я всегда дирижировал самыми сложными спектаклями. Кроме того, я открыл малую сцену — что-то вроде нашего салона «Маэстро», но в большем масштабе. Для творческого роста солистов там проводились камерные концерты: в сопровождении фортепиано звучали номера из редко исполняемых опер, романсы, песни народов мира. И я выходил наравне с другими концертмейстерами и аккомпанировал солистам.

 

 

— Летом, когда больше свободного времени, — каждый день. Это занятие очень полезно для дирижера, для развития полной свободы мышц. Также мои хобби — автомобиль, велосипед и плавание. Еще я очень люблю волейбол, но, к сожалению, играю не часто, чтобы не повредить пальцы.

 

 

— Я очень много недочитал и недосмотрел. Вся моя жизнь — в партитурах. Но в последнее время меня заинтересовали произведения украинского писателя Юрия Федьковича. Ну и, конечно, люблю произведения Тараса Шевченко — он великий поэт и настоящий пророк. Один из фестивалей, который я организовал в Киеве, был посвящен именно 200-летию Кобзаря. И в заключительном концерте представители всех тринадцати государств, приехавших на фестиваль, пели под моим управлением «Реве та стогне Дніпр широкий». Горжусь этим.