24 и 31 марта на сцене ХНАТОБа состоятся события, которые можно назвать сенсационными, — партию Дездемоны в премьерных спектаклях «Отелло» (опера Дж. Верди) исполнит Мария Максакова — представительница артистической династии Максаковых, известная певица, переехавшая жить в Украину, женщина трудной судьбы. Сегодня ее биографию обсуждают не только поклонники  творчества певицы, а все, кому интересна эта популярнейшая личность.  Автору этих строк удалось взять у артистки эксклюзивное интервью и расспросить о малоизвестных деталях ее творческой биографии.

— Мария Петровна, когда вы готовите новую роль, вспоминаете ли в этой связи о собственной жизни? Личных переживаниях и перипетиях судьбы?
— Оперные героини, которых я пою и играю, действительно женщины с драматической судьбой, которая порой душу выворачивает. Но я не примеряю судьбу героинь на себя. И уж точно  никогда не думала, что в моей жизни  может проиграться дикая история, о которой знают все. Нет, петь героиню с судьбой, похожей на мою,   не приходилось.   Когда что-то подобное случается, не то что петь, говорить не можешь. Со мной Бог был милостив — рана в душе осталась,  а голос остался не тронутым. Более того, я сейчас занимаюсь с Марией Юрьевной Стефюк (она народная артистка Украины, бывшая солистка Национальной оперы) и, благодаря ей, даже расширила границы своего репертуара. 
— На обложке вашего аудиоальбома написано «Мария Максакова. Меццо? Сопрано». Этот знак вопроса что обозначает?
— Я пела и так, и по-другому, у многих это случается. У меня, говоря языком профессионалов,  центральное сопрано. А это значит, что и верхний и нижний диапазоны голоса вполне можно развить и петь самые разные партии. Кармен, например, поют чаще всего  меццо-сопрано. 
— В каждом театре  вы исполняли разные роли. А кто их определял?
— Когда я окончила Гнесинское училище, то меня взяли и в «Геликон», и в Новую оперу тоже. В «Геликоне» я пела не только классику, на меня поставили интересную современную оперу Давида Тухманова «Царица». И руководитель этого театра Дмитрий Бертман помог мне ощутить себя актрисой, а не певицей, которая только извлекает ноты из своего голосового аппарата. Теперь, когда я выступаю в тех же ролях, но в другом театре, мой внутренний монолог от лица героини помогает вжиться в образ. 
На Мариинский театр в Санкт-Петербурге  пожаловаться не могу: мне поручали премьерные роли, ко мне хорошо относился Валерий Гергиев. Он, конечно, великий музыкант, но я во многом не согласна с его суждениями, высказанными в  интервью, однако как музыкант он очень убедителен. У него масса контрактов, и ему некогда возиться с теми, кто профессионально недотягивает. Тот спектакль, которым он дирижирует, всегда отличается в лучшую сторону от тех, которыми дирижируют другие.
— На открытии Универсиады в 2013 году вы пели с Александром Градским, прямо как Монтсеррат Кабалье и Фредди Меркьюри когда-то на Олимпийских играх в Испании.  Вам «ничто человеческое» не чуждо?
— Игорь Крутой это готовил. У него много успешных проектов в  жанре кроссовера, и это не просто мода. Я ведь не превратилась тогда в эстрадную певицу,  пела и тогда в обычном,  академическом ключе. Но там все же другие задачи были. Вот и сейчас готовим в Киеве оперный поп-транс. Поем украинские народные  песни, но  с необычной аранжировкой — работаем с опытным ди­джеем. Получается очень интересно. Скоро выйдет целый альбом. 
— Откуда у вас такое хорошее знание украинского языка?
— Учу его, конечно. Украина мне многое дала. Как же без языка сказать ей  слова благодарности?  
— Ваша бабушка и полная тезка Мария Петровна   Максакова много работала с Иваном Семеновичем Козловским, а ведь это «патриарх» харьковского оперного  театра, который всегда ревностно следил за его успехами. 
— Наша семья  жила  с Козловским в одном подъезде,  дачи тоже были рядом. И он с нами, детьми, часто ходил гулять. Особенно при этом любил проверять мой слух — просил взять ноту соль и своим высоким голосом говорил: «молодец, будешь петь…». У меня действительно оказался абсолютный слух. А Козловский, по тем временам, многим рисковал, поскольку, переступая через любой порог, крестился, посещал храмы… Но когда встала проблема записи на пластинку оперы Ж. Массне «Вертер», которую они с бабушкой успешно  спели в концертном исполнении, то здесь возникла проблема. Бабушка так и не захотела вступить в партию, что  для разрешения на фондовую  запись было весьма  желательно. Козловский согласился записать оперу с другой певицей, а Мария Петровна этого ему до конца жизни не могла простить. 
Бабушка была очень принципиальна, а вот мама  сама называет себя «конформисткой». Но не думаю, что нынешний главный режиссер Вахтанговского театра Римас Туминас благоволит к ней из-за этого. Вообще-то, у мамы было еще два режиссера, которые  с ней замечательно работали. Это Петр Наумович Фоменко, с которым связаны ее «звездные» роли, и Роман Григорьевич Виктюк, от которого я еще девочкой  впервые в Москве услышала украинскую речь.  А через много лет  пела в его постановке «Искателей жемчуга» Ж. Бизе, но уже «в положении». Представляете, жрица, давшая обет безбрачия, на седьмом месяце беременности... Так что, выполняя режиссерские указания, в профиль старалась не поворачиваться.
— Мама не мечтала стать оперной певицей? Почему она выбрала путь  драматической актрисы? Голоса не 
хватало?
— Решающим стал авторитет моей бабушки. Сейчас трудно даже представить ее тогдашнюю популярность. Буквально каждый день по радио транслировали  запись Максаковой «Помню, я еще молодушкой была»,  какую-то арию или  романс в ее исполнении. Марию Петровну  хоронили с конной милицией, народу было множество, и старушки (у нас бы теперь сказали «фанатки»), бросали на ее гроб розы и кричали «Прощай, Кармен!». Любая певица тогда была  в тени бабушки, а  с ее фамилией тем паче.
— Мария Петровна, вы первый раз в Харькове. Традиционный вопрос для гостьи: ваши впечатления?
— Впечатления замечательные и от города, и от театра. У вас подобралась удивительно доброжелательная руководящая команда, мне приятно работать с постановщиками и хочется работать еще лучше. Примеряла к своему голосу вашу сцену  и была поражена, насколько она близка к архитектуре нового зала Мариинского театра. Хотя на самом деле все наоборот — ваш-то был построен на четверть века раньше.  И еще меня покорил ваш главный дирижер Дмитрий Петрович Морозов. Это универсальный музыкант,  хормейстер, органист, пианист, певец. Удивительное сочетание.  С таким же удовольствием  я   работала  в театре «Геликон» в дуэте с его родным братом, баритоном Петром Морозовым. 
Так вот Дмитрий Петрович очень интересно анализирует любую роль спектакля. И я постараюсь вписаться в ту трактовку, которую уже предложили постановщики — он и главный режиссер Армен Мигранович Калоян. Но, конечно, у меня есть и «своя» Дездемона, которую я чувствую прежде всего по музыке Верди. Бывают роли, где допустимы разные трактовки, особенности интерпретации, Здесь же в нотах все так музыкально и драматургически точно, что для экспериментов нет повода.
Мне предстоит решить только одно: в какой момент Дездемона поняла, что обречена. Ведь до этого она как-то пыталась переубедить Отелло, доказать ему свою истинную невиновность. Линия роли ведет от огромной любви к отчаянию, когда невозможно ни убежать, ни смягчить ревность мавра, ни его вразумить. Она борется, как может бороться чистая натура, не запятнавшая себя интригами и чрезмерными оправданиями. Она просто умоляет  ей поверить… Я говорю сейчас словами Дездемоны, но психологии жертвы не люблю…Увы,  другого финала у этой истории нет. Иначе Шекспир не был бы Шекспиром, а Верди — Верди. 

 

Источник: timeua.info/post/kharkov/mariya-maksakova-psihologiyu-zhertvy-ne-lyublyu---10970.html#

Интервью вел 
Александр Чепалов. 
Фото автора.